Вопросы снял чей-то спокойный и деловой голос, вдруг ясно заговоривший: «Выхожу двумя бортами из города, по Центральной. Бандюги ваши ни хрена не союзники, веду огневой бой, имею трёх „двухсотых“ и четырёх „трёхсотых“. Как поняли? Повторяю, выхожу по Центральной, двумя бортами…»
— Слышь, Серый, они между собой, кажись, начали…
Не бывает таких подарков, но кажется, что кто-то нам его сделал. Как хочешь, так и понимай, но у преследователей пошли междоусобицы. Хотя чему удивляться, «фармкоровские» наверняка здесь были борзые, как и везде, а бандитам за нами гоняться сто лет не надо, своих проблем хватает. Другое дело, что их могли настропалить, описав наши художества… Хотя о чём я? Дались местным зэкам страдания другой банды из другого села? Да сто лет им не надо, у них своих головняков хватает, вон, мечтают «шешнашковские» склады захватить, что им мы?
Так и сидели, слушали радио, но нового ничего не узнали. Правда, в главной мысли укрепились — можем и проскользнуть, пока у противника проблемы. Через четверть часа встал, аккуратно выглянул в щель между занавесками. Никого, но зато в той стороне, откуда мы прибежали, поднимался столб дыма. Погребальный костёр, вечная память тебе, Сергеич, друг наш верный. Царствие тебе небесное.
Машины стояли в кустарнике, густо обросшем край пологого, но глубокого лесного оврага, который в случае появления преследователей должен был образовать естественный рубеж обороны. Разведали это место заранее, сюда и ломились ночью через тёмный лес, ориентируясь по меткам и ориентирам.
У машин сидели трое: сам Большой, Шмель и новый механик — Санёк. Санёк курил, часто сплевывая, время от времени поглаживал замотанную свежим бинтом руку, недовольно морщась.
— Сань, тебе болеутоляющее дать? — спросил Володя.
— Нормально, терпимо, — отмахнулся тот здоровой рукой. — Вести смогу, просто ты ко мне садись, чтобы подменить, случись чего. Сумеешь бэтр вести?
— Если без экстрима, то сумею.
Большой посмотрел на невысокий вытянутый холмик свежей земли неподалёку, в который был воткнут самодельный деревянный крест с надписью, вырезанной ножом: «Николай Шматков». И годы рождения и смерти — в кармане убитого нашёлся паспорт и военный билет, оттуда и узнали.
Ночью поначалу всё шло по плану. Бэтээр, которым рулил Санёк, прорвался по намеченному маршруту, выбросил группу у бойлерной и затем прикрывал её несколько минут. Сидевший за стрелка Николай лихо подавлял любой ответный огонь из двух пулемётов, заставляя укрываться стрелков противника, кроша из КПВТ кирпичные стены и отгоняя укрывшихся в доме напротив врагов от окон.
Санёк заложил заряды взрывчатки под бетонный забор так, как его научили заранее, заскочил в кабину, разматывая за собой длинный тонкий провод, и нажал на кнопку подрывной машинки. Грохнуло, всё окутало пылью почище дымовой завесы, а сам водитель с ликованием увидел, как сразу несколько секций бетонной стены плашмя завалились наружу, освобождая проезд.
Потом была недолгая гонка по тёмным улицам, разваленный проволочный забор периметра. Через него бронетранспортёр проскочил взбесившимся носорогом, даже не заметив, и рванул в темноту, туда, где загорелся яркой звездой фальшфейер, в приборе ночного видения напоминающий колышущуюся бесформенную медузу. И в этот момент в борт машины ударили пули.
— Ходу! — закричал Николай, разворачивая башню.
Бэтээр и так нёсся на максимальной скорости, тяжко подпрыгивая на ухабах и проваливаясь в ямы. Николай выпустил пару очередей по преследователям и выматерился — при таких скачках попасть во что-то было нереально.
Противник преследовал, не включая фар, видимый по вспышкам выстрелов. Две машины, до которых даже дистанцию определить было затруднительно.
Большой, сидевший на пулемётах в «бардаке», выдвинувшемся от леса на километр и тихо стоявшем прямо в поле, ждал, до крови закусив нижнюю губу, прохода бронетранспортёра за ориентир. До того момента «бардак» должен был оставаться невидимым и даже несуществующим. Они и выехали к позиции на непрогретом двигателе, сразу заглушив его, чтобы оставаться невидимыми в тепловизорах.
В какой-то момент показалось, что преследователи остановились. Дульные вспышки вперегонки сверкали в темноте с одних и тех же позиций, выбрасывая трассеры, время от времени уходившие причудливыми рикошетами в разные стороны.
— Есть контакт! — крикнул Шмель, заводя двигатель машины.
— На! — рявкнул Большой, выпуская первую очередь из могучего КПВТ.
Целился он по вспышкам и не промахнулся, навестись успел. Тяжёлые пули выбили искры из чего-то невидимого. Тут же одна струя трассеров метнулась в его строну, стараясь нащупать неожиданно появившегося противника. Вторая продолжала долбить туда, куда и ранее.
— Ходу! — заорал Володя, и Шмель рванул машину так резко, что Большой тяжело впечатался глазницей в резиновый круг прицела.
— Давай, а то щас ПТУРом засадят!
Надежда была лишь на то, что уничтожать их сразу не захотят, будут стараться остановить. От этого весь прорыв и планировали, надеяться уцелеть против «Выстрелов» с управляемыми противотанковыми ракетами было наивно. Ночь, лес и высокая проходимость — вот что было их основной защитой. И заранее разведанный маршрут с ориентирами.
Им повезло. Противник выпустил первый ПТУР тогда, когда их машины уже нырнули в лес, и ракета рванула на стволе дерева. А дальше бронетранспортёр катил, почти упираясь в зад БРДМ, ориентируясь по тусклому огоньку, а Большой, высунувшись в люк по пояс, высматривал полоски белой ткани, висящие на натянутой между деревьев проволоке. «Бардак» ехал прямо на них, срывая их корпусом с деревьев и тем самым «заметая следы».